Продолжаем наш проект, посвящённый названиям тарских улиц. Сегодня речь пойдёт про улицу Декабристов и «круглую» дату, которая будет отмечаться в конце 2025 года – 200-летие восстания декабристов.
Самый ранний документ в Тарском филиале Исторического архива Омской области, посвящённый улице Декабристов датирован августом 1955 года. Именно тогда исполнительный комитет Тарского городского Совета народных депутатов принимает решение о вырезке зелёной зоны в проектируемых кварталах улиц Механизаторов и Декабристов. Получается, имена улицам уже были присвоены ранее – и увековечивание памяти участников антиправительственного движения в нашем городе кажется вполне оправданным. Ведь жизни некоторых из них были связаны с Тарой.
В этом материале мы остановимся на персоне барона, полковника, участника Отечественной войны 1812 года Владимира Ивановича Штейнгейля (1783 – 1862), который пробыл в ссылке в Таре девять лет. Чем же интересна его фигура?
Историк Наталия Зейфман, автор предисловия к изданию «Штейнгейль В. И. Сочинения и письма» (Иркутск, 1985 г.) отмечала, что барон был учёным, убеждённым патриотом, знатоком социальных и экономических проблем России и автором многочисленных проектов переустройства страны.
К Северному обществу декабристов Штейнгейль присоединился за год до восстания, и в свои 42 года был значительно старше будущих участников заговора. За плечами Владимира Ивановича был яркий жизненный опыт – работа чиновником по особым поручениям в Иркутске и подготовка проекта экспедиции для исследования бассейна реки Амур, участие в заграничных походах русской армии 1813-1814 годов и трёхлетняя деятельность на посту адъютанта московского генерал-губернатора, создание первого в России труда по истории календаря и управление частным винокуренным заводом под Тулой…
Непосредственно перед восстанием барон Штейнгейль пишет несколько вариантов манифестов, но за кровавой развязкой наблюдает со стороны. Но уже через несколько дней его ждёт арест и суд, который решает отправить его на вечную каторгу по так называемому III разряду. Состав преступления был определён так: «Знал об умысле на цареубийство и лишение свободы с согласием на последнее, принадлежал к тайному обществу с знанием цели и участвовал в приуготовлении к мятежу планами, советами, сочинением Манифеста и приказа войскам»
В 1827 году Штейнгейль был доставлен в Читинский острог, в 1830-м переведён оттуда в Петровский Завод (ныне город Петровск-Забайкальский), в 1835-м – в село Елань Иркутской губернии, в 1837-м – в Ишим, а в 1840-м – в Тобольск. В древней столице Сибири он провёл около трёх лет, а затем генерал-губернатор Западной Сибири князь Пётр Горчаков обвинил его в непозволительном влиянии на официальное лицо и выслал вторично – уже в Тару.
Сохранившиеся письма декабриста (они вошли в уже упомянутое издание, но авторы отмечают: многое из архива декабриста было утрачено) позволяют взглянуть на то, как барон пытается повлиять на высокие чины, чтобы не ехать в Тару и остаться в Тобольске.
«Пред богом, пред государем, пред всеми честными, благомыслящими людьми не заслужил я, чтобы таким немыслимым, самовольным отъятием у меня высочайшей милости оскорблена моя бедственная старость. Ежедневные посетители с изъявлениями непритворного участия это подтверждают. Одна причина: самый низкий и гнусный сикофантизм (доносительство, клевета – прим. «Тара 360»), питаемый и покровительствуемый в Омске», — пишет Штейнгейль в письме от 30 июля 1843 года на имя управляющего III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии Леонтия Дубельта, которого просит «указать предсмертный уголок в Екатеринбурге».
«Место коммерческое. Со способностями моими я найду кусок хлеба до смерти, пока силы не изменят. Во всяком другом придется влачить самую скудную старость – и умереть с голоду…», — продолжает барон.
В конце августа ещё два письма уходят в столицу – тому же Дубельту и Главноуправляющему отделением Александру Бенкендорфу. Спустя месяц, в сентябре 1843-го, Бенкендорду отправляется ещё одно письмо, но уже из Тары.
«Благородный граф! В последний раз в жизни обращаю к Вам вопль мой. Имейте терпение. Не затворяйте благородного сердца Вашего. Вы допустили сделать из меня грязный мячик, которым злобе вздумалось запятнать человека превосходных качеств души и сердца, и я закинут за 600 верст далее…», — пишет Штейнгейль, жалующийся на то, что многого он в Таре лишён, а «умственные и телесные силы изнемогают».
В декабре 1844 года барон в письме новому главному начальнику III отделения и шефу Отдельного корпуса жандармов графу Алексею Орлову предпринимает новую попытку смягчить свою участь.
«Здесь, в городе, так скудном средствами, положение моё тяжко. Возвратите меня в Тобольск или, если уже этого невозможно, переведите меня в Тюмень. Вы будете благодетель всего моего семейства. Оно не престанет благословлять Ваше имя. Мою благодарность в гроб возьму», — завершает послание барон.
О Таре и Прииртышье в доступных письмах (считается, что значительная часть архива была утрачена) декабрист пишет немного, а родным и близким жалуется, что послания приходят к нему с большим опозданием в несколько месяцев.
В письме от 19 июля 1845 года отмечает, что стояла беспрерывно ясная и жаркая погода.
«Только 30-го шел вымоленный дождь, и опять жары, поддерживающие язвы на лошадей. Рогатый скот валится от чумы, против которой и холод не силен. Вообще жары меня ослабляют и куда как возбуждают желание – к вечному покою. Но, вспомня, что грех, со вздохом возношу взор к небу и с покорностью твержу: да будет воля твоя!»
В одном из летних писем 1846 года, которое адресовано декабристу, другу Пушкина Вильгельму Кюхельбекеру в Тобольск, ссыльный просит узнать, почему ему не пришло письмо с 25 рублями серебром, отправленное из Елабуги. И, между делом, рассказывает, что по просьбе городничего сочинил эпитафию на смерть двух детей:
«Малютки взглянули только на свет,
Подарили улыбкой мать и отца;
Но взять их на небо – просили творца,
Увидя, что чистой здесь радости нет»
В других письмах отмечает, что написал «пьесу», посвященную замечаниям сибиряка Простакова на положение о питейных сборах и она разошлась по рукам, в списках. И хвалится, что в большие праздники все тарские знаменитости совершают к нему визиты.
«Это радует, догадаешься, разумею, с той стороны, — что личное достоинство начинает быть и в России, и в Сибири невольно уважаемо», — пишет он в письме М.А. Бестужеву. И отмечает, что в праздники исправляет должность дьячка и его внятное, с душой, чтение привлекает в церковь.
В письмах можно встретить упоминания иностранных изданий, которые читал Штейнгейль в Таре – например, французское «Journal des Debats», которые ему либо присылали другие декабристы, либо он брал у других ссыльных.
«В атмосфере что-то странное… Здесь между тем, у нас, зима пререгулярная, по замечаниям крестьян, обещающая плодородное лето: особенно заключают это по необыкновенному обилию так называемой кухты – инея, от которого ломятся ветви деревьев», — пишет он в письме в начале 1848 года.
В апреле того же года сообщал, что в пасхальную неделю выпало много снега.
«Утренники до 10°. Иртыш ещё не думал о вскрытии вод своих. Все необычайное в этом високосе. Обыкновенно здесь апрель лучше мая. Ждут урожайного года, по крайней мере, как господь расположит, — увидим. Рогатого скота много вывалилось. Вообще радостного или, как выражаются политики, удовлетворительного мало», — отмечает Штейнгейль. Несколькими месяцами позднее, в августе 1848-го, он напишет, что был большой разлив воды, падёж скота и проявление сибирской язвы.
Владимир Иванович отмечает, что Западная Сибирь – пустыня по сравнению с Восточной, которую он любит. В апреле 1849-го признаётся: погода стоит прекрасная, но «грязи и навоза море; пешком никуда попасть нельзя», поэтому если и совершает визиты, то лишь в церковь и к соседям.
В марте 1851 года Штейнгейль пишет новое письмо с просьбой о возвращении в Тобольск – на имя члена Государственного совета, главу Цензурного комитета графа Николая Анненкова, который известен масштабной ревизией Западной Сибири в 1850-1851 годы.
Просьбу удовлетворяют в начале 1852-го – и барон переезжает из Тары в Тобольск, где и остаётся до появления Манифеста об амнистии 1856 года. Его в день своей коронации издаёт Александр II, даровавший аминистию декабристам и другим государственным преступникам.
«… здоровье мне еще не изменяет. В 24° мороза я еще могу ходить в своем оленьем пальто почти с открытой шеей. Сокрушает более всего, что не могу найти себе дела, которое бы дало кусок хлеба. Наняться в писцы в какое-либо присутственное место можно бы, но подыматься на 30-саженную гору два раза в сутки невмочь», — пишет Штейнгейль, жалуясь на рельеф Тобольска, в декабре 1853 года.
Исследователи отмечают: после возвращения в столицу барон пытается облегчить участь декабристов. Это не сразу, но приносит свои плоды: с ссыльных снимают полицейский надзор, разрешают проживать в столицах, а самому Владимиру Ивановичу возвращают медаль в память Отечественной войны 1812 года.
Владимир Штейнгейль ушёл из жизни 20 сентября 1862 года в Санкт-Петербурге, успев стать свидетелем отмены крепостного права. Отметим, что накануне 400-летия Тары, на рубеже 1980-1990-х годов, звучали предложения присвоить одной из городских улиц имя Штейнгейля.
Письма даны по изданию «Штейнгейль В. И. Сочинения и письма», которое вышло в серии «Полярная звезда». Эта серия издаётся в Иркутске с 1979 года. Сначала Восточно-Сибирским книжным издательством, а с 2000 года – Иркутским областным историко-мемориальным музеем декабристов.
Иллюстрации: elib.shpl.ru, tourister.ru, Марина Филкова для «Тара 360»
Подготовил Андрей Курников
